Моя Скромница — Колпна.
Из окна папиного автомобиля картины природы быстро сменяют друг друга, словно кадры в старой советской киноленте о жизни в деревнях и сёлах. От количества лесов, лугов, полей и рек захватывает дух, но я точно знаю, где начинается моя малая родина: с какого деревца, с какой лужи на дороге, с какого куста черёмухи и с какой травинки. Даже если мне завязать глаза, то одного вдоха будет достаточно, чтобы понять: я дома. Да, да, именно так. Часто путешествуя, я пришёл к выводу, что каждый населённый пункт, маленький или большой, имеет свой особый, слабый, но вполне уловимый аромат. Он сродни запаху родной матери, который ребёнок никогда ни с чем не спутает…
Однажды, когда мне было, может, лет девять-десять, я написал свой первый рассказ, в котором представил свою малую родину в виде весёлой девушки по имени Колпна, в нарядном, исконно-русском, расшитом узорами сарафане. Закончив произведение, переполненный нахлынувшими эмоциями я выбежал во двор, где мама и бабушка готовили яблоки для варенья, и прочитал для них свое произведение. Читал громко, выразительно, с искренними слезами на глазах. И в тот самый момент девушка Колпна услышала меня впервые. Незримая, она стояла рядом, и лишь дыхание, похожее на легкое дуновение теплого ветра, предательски выдавало её присутствие. Именно с того дня я стал понимать её своеобразный «Язык Морзе».
Мне кажется, что многие люди часто заблуждаются, полагая, что малая родина – это место, где ты родился, некая территория, имеющая точные географические координаты: широту и долготу. Но это вовсе не так, поверьте. Малая родина – это живая душа, обитающая в твоих воспоминаниях. И как люди, она большая или маленькая, яркая или сдержанная, экстравагантно-кричащая или романтично-спокойная, со своей историей, судьбой, с характером и даже нравом. Она открывает себя только тем, кто по-настоящему чист, кто верит в неё.
Моя Скромница (так я ласково называю свою любимую Колпну) – девушка поэтичная, терпеливая, мудрая, временами застенчива, но с живой душой, поющей на рассвете голосами птиц. Живет она поодаль от ненужной городской суеты, вяжет желтые одеяла полей, рисует облаками причудливые узоры на лазурном полотне небес. Расспросив взрослых членов своей семьи, я пришел к выводу, что в детстве абсолютно все с ней «играли» в прятки, не раз разгадывали её «шарады». Она стирала ластиком и снова рисовала ребусы. И так было хорошо и весело, просто и по-настоящему счастливо. Но внезапно подул холодный ветер, и я догадался, что она загрустила. Что случилось, родная? Её глаза наполнились солоноватыми слезами — пошел грибной дождик. И я всё понял… Она открыла мне причину всех человеческих бед. С возрастом люди начинают черстветь подобно коре старого дуба, что растет у оврага на пути к Бородинскому пруду. В них нет больше искренней радости, ничто не вызывает тот самый восторг, который родом из детства. Не пробивают теплые лучи солнца столь мощную броню. А знаете, почему? Люди – это те же деревья. Весной они начинают оживать, распускать листья, зеленеть и цвести. А со временем человек, как и дерево, начинает «обрастать» ненужными суками: боязнью мнения окружающих, призрачной гонкой за деньгами, желанием иметь дорогие вещи, зачастую вовсе не нужные, страхом осуждения за поступки и так далее. И вот уже нет тех непосредственных подростков: Маши, Саши, Пети, Васи, а есть похожие друг на друга деревья в березовой роще … А что же потом? А потом бескомпромиссная, строгая осень. Она подобно Фемиде подведет итог и вынесет свой жестокий, но справедливый приговор. И спадает всё ненужное с растений в октябре, как и с людьми в старости останется только крона. А что в ней? Может, тот же запас питательных веществ, который подобно горящему камину будет согревать последними холодными зимами их конец жизни? Увы…
Ветер стал теплее, даже поменял направление, и мой взгляд упал на букет полевых цветов, что собрал я накануне в подарок маме и бабушке. Такие простые цветы, может, даже невзрачные, но искренне улыбающиеся. Они, никуда не торопясь, растут в посадках вдоль дороги, радуются первым лучам солнца, принимают с почтением в гости насекомых, угощают пчел-тружениц, слушают трели соловья. Жизнь не проходит мимо них. Они не свидетели, они её участники и главные герои. Моя Скромница изо дня в день пытается достучаться до людей, чтобы они не спешили в этой бешеной гонке жизни, остановились, огляделись… А вы задумывались, почему так упорно дороги не хотят приживаться на нашей земле? Да потому, что благодаря ямам и ухабам человек медленнее едет, а значит, больше вероятности снова открыть своё сердце природе и увидеть настоящую жизнь. Спустит колесо — выйдет семья и удивится красоте вокруг, вдохнет воздуха родного, целебного, и почувствуют все неподдельную радость как девочка на полотне Роберта Генри или старик на холсте у Лаврентьева Зосимы. Треснет душевная броня подобно корке льда весной на реке Сосна, и придет осознание истины. Захочется начать всё сначала: вернуться на малую родину, дому родному поклониться, стариков поблагодарить, поговорить с соседями, обнять березу, испить воды из Андреевского колодца, спеть «Христос Воскресе», навестить центральный парк на берегу Сосны, да и могилки предков своих не забыть. От одних только этих мыслей людских Скромница моя расцветёт, в вальсе берёз закружится, полянами земляники детей одарит, а к осени пообещает грибное море. Разве не в этом ли счастье?
Жизнь – не трехмерное пространство, как считают материалисты. Я уверен, что есть в ней что-то большее, духовное, то, что вдохновляет на создание произведений искусства, и то, что часто считают случайностью. Но оно, это непонятое, есть и в нашей душе, и в том месте, где мы живём. А моя Скромница, моя Колпна – живое доказательство Души, которая присуща всему на нашей планете самому важному и настоящему.